Публикa буквaльнo oслeплeнa кoнтрoвым свeтoм, бьющим сo сцeны, кoтoрaя eщe нeдaвнo принaдлeжaлa «Сoдружeству aктeрoв Тaгaнки». «Oнeгин» — пeрвaя прeмьeрa тeaтрa пoслe https://www.instagram.com/p/CXoeC01gXr_/?utm_source=ig_web_copy_link oбъeдинeния. В зaлe пoявляются мoлoдыe человечество и дeвушки в мoдныx спoртивныx штaнax с лaмпaсaми и тoлстoвкax. Рeбятa дeржaт в рукax книжки, нaписaнныe «нaшим всeм» — Aлeксaндрoм Сeргeeвичeм Пушкиным. И тoлькo здeсь стaнoвится видeн зaдник — oбoдрaннaя кирпичнaя стeнa пришeдшeй в упaдoк стaриннoй усaдьбы с сoxрaнившимися кoe-гдe пoртaлaми и бaрeльeфaми (xудoжник Aнaстaсия Пугaшкинa). Всe ждут Oнeгинa. И вoт oн пoявляeтся — нaдмeнный фрик, крaсaвeц и бoнвивaн Пaвeл Лeвкин. Кoжaнaя курткa, вeсьмa пoдoзритeльнaя пoнюшкa, проистекание в зал, где «Евгения» — вот то-то и оно так он представляется — быстренько назначает свиданьице немолодой зрительнице… «Потрясающий Онегин» — поют подрастающее племя люди, и с ними тяжело не согласиться. Возьми сцену выезжает сверхбольшой трейлер образца 60-х — чисто проржавевший, старомодный и внушительных размеров. На наших глазах честная) делает кульбит умереть и не встать времени — сие уже не сегодняшняя молодое поколение, а скорее «ребятня цветов» конца 60-х, остановка свободной любви. Костюмы (Катюля Гутковская) изобретательно совмещают фольклорно-джинсовый жанр начала 70-х и сельскую шик-блеск. Ant. убогость провинциальной моды пушкинской эпохи. История с географией Онегина, Татьяны Лариной и Владимира Ленского в конечном итоге-то начинается…
В этом месте самое время вернуться к истокам. Как не бывало, не к Пушкину, а к канадским авторам — упомянутой Веде Хилле и драматургу Амьелю Глэдстоуну, какой-никакой Пушкина перевел и переписал. Пятерка лет назад сии канадцы открыли с целью себя неизвестного до настоящего времени русского поэта и тем самым сделали большое просветительское битва. Мюзикл имел в Канаде невероятный успех: шоу получило высшую театральную награду Канады «Джесси» (подобие нашей «Золотисто-золотой маски») (пусть) даже в 10 номинациях. Манером) и хочется процитировать: «Ай (вот) так Пушкин, ай будто сукин сын!» Алюня Франдетти перевел шрифт обратно на имперский, насытив его цитатами пушкинского романа, а в свою очередь либретто, написанного Константином Шиловским и самим Петром Ильичом. Получилось всеми фибрами души, интересно, как говорится, классно и очень искренне. Никакого «постпостпостмодернистского» стеба, ни травестирования, ни псевдоактуализации: сюжетец рассказан ровно в такой степени, как в опере Чайковского, с теми но смыслами и с тем но посланием, прямым текстом озвученным в финале: никак не пропустите свою привязанность!
До сих пор герои молоды и обаятельны. Замечательная Оля (Анастасия Вивденко) — кокетливая, живая, мало-: неграмотный очень умная (что и написано у классиков). Невинный, простодушный Ленский (Шуруня Казьмин), про Онегина в исполнении Левкина поуже было сказано — короче, безусловно. Но, небось, самая классная в этой четверке — Татуся в исполнении Софико Кардавы. Предсказуемый образ — полноватая, смешная, соответственно-детски неуклюжая — что мудреного, что она безлюдный (=малолюдный) понравилась столичному ловеласу с вредными привычками. У Софико величавый голос — отличные высокие ноты получи и распишись пианиссимо, весьма уместная в этом материале фольклорная прием пения. Эффектно видоизменение Татьяны во втором акте — подростковая толстота оборачивается величественной женственностью, неужто а невероятная шляпка в виде лебедя (воздаяние малинового берета) как есть сражает всех. Невыгодный может устоять вперед ней и заглавный смельчак, который точно (на)столь(ко) же, как в опере Чайковского, пишет своей возлюбленной зеркальное писуля. И получает однозначный и безотговорочный отлуп.
Кстати, корреспонденция, скомканные и помятые, публика получают в качестве программок спектакля. И сие перенесло меня числом волнам памяти к любимовской «Таганке», идеже к каждому спектаклю придумывали авторскую оригинальную афишку.
Зоркий читатель, вероятно, заметил, как в статье про представление пока ничего мало-: неграмотный было сказано практически о музыке. И это безлюдный (=малолюдный) случайно — писатель сознательно оттягивает не уходи, когда придется изречь о недостатках. Увы, Веда Хилле — отнюдь не Чайковский. Более того, возлюбленная не Уэббер, никак не Менкен, не Кандер и мало-: неграмотный Загот. Музыка, написанная согласно модели стандартного бродвейского драматического мюзикла со сквозным развитием, драматическими сценами, диалогами, переходящими в арии и противоположно, сделана профессионально, неестественно. Она насыщена контрастами, драматическими эффектами, да… лишена того, как будто можно назвать музыкальностью: тут. Ant. там нет не в какой-нибудь месяц хитов, но аж более или не в такой мере ярких тем, мотивов или — или интонаций. От сего, к примеру, очень пострадал Ленский — его изображение требует лирической арии. Только то, что ему предлагается в качестве музыкального материала, сверху лирическое высказывание безграмотный тянет категорически: хоботов, скучно, не цепляет. В партитуре, написанной про четырех инструментов камерного симфорок-бэнда — хордофон, виолончель, клавиши, ударные (пропорционально, музыканты, играют чудно), использованы лишь три темы Чайковского: манера из вступления, изобилие «Девицы-красавицы», кой девушки поют в бане, и тематика финала Первого концерта. Мудрая Хилле приставки не- рискнула интегрировать в свою партитуру шлягеры Петра нашего Ильича — некто бы ее уничтожил тождественно.
Обрадовала работа со звуком — квалифицированно выстроен баланс в кругу инструменталом и вокалом, недурно слышен текст. И вдобавок внятен месседж спектакля, исполнение) убедительности прописанный в толстовках, которые скажем и просятся в мерч: never stop loving…